Медленно поднимаю руку.

– Это я впечатал его физиономией в стойку. Он вел себя дико и представлял угрозу для других. Хавьер был в «предбаннике», а то он лучше справился бы с ситуацией. Полагаю, Джесс затаил обиду.

– Погоди, – говорит Гвен. – Ты хочешь сказать… это не из-за меня?

Поднимаю брови. Я не буду напоминать ей о том, что не все в мире происходит из-за нее. Гвен понимает это и прикрывает рот рукой – мне кажется, так она маскирует смех. Я рассказывал ей об этом происшествии, но когда я выкинул этого дикаря – Бельдена – из тира, я даже не знал его имени. И понятия не имел, что выбил ему пару зубов.

Кеция, должно быть, улавливает облегчение, исходящее от Гвен, потому что говорит:

– Ну я не стала бы расслабляться, Сэм. Эти Бельдены любят делать людям гадости. Вряд ли вы в последний раз слышите о них.

– С этим можно что-нибудь сделать?

Она качает головой.

– Только поймать их с поличным. У вас есть камеры наблюдения, верно?

– За домом, не за почтовым ящиком.

– Направьте камеру в ту сторону, вот что я посоветую. Если они захотят повторить шутку, у нас по крайней мере будут улики.

Это мне уже больше нравится, но это не решает непосредственную проблему.

– Спасибо за совет, но… мы пришли не из-за этого. Мы пришли из-за угроз. Ты считаешь, за этим тоже могут стоять Бельдены?

Кеция снова садится прямо.

– Выкладывайте.

Гвен достает папку и передает через стол. Кеция открывает папку, и ей сразу же бросается в глаза отфотошопленный снимок. Несколько секунд она рассматривает его, потом решительно переходит к следующей странице. Это послание с угрозой убить Гвен за то, то она была сообщницей Мэлвина. Сообщение длинное, в нем слишком подробно перечисляются способы, которыми отправитель намерен осуществить правосудие.

Следующий автор обвиняет меня и Гвен в том, что мы – мошенники, действующие в рамках правительственного заговора, призванного убедить общественность в том, что маньяки действительно существуют. Автор угрожает убить детей Гвен (тоже актеров, конечно же), если мы не покаемся и не сознаемся в тайных замыслах правительства – который он расписывает во всех подробностях, включая разглагольствования о секретном сговоре богатеев и о чипах в наших дебетовых картах. Это полный бред сумасшедшего, вряд ли в этом можно усомниться.

Гвен сделала впечатляющую подборку угроз, и Кеция молча изучает их все, потом закрывает папку.

– Ничего себе, – говорит она; это звучит еще недостаточно сильно. – И за какой это период?

– Я взяла только за последние недели, – отвечает Гвен. – Полагаю, теперь, когда шоу Хэмлина попадет в Интернет, количество всего этого сильно возрастет. Подобные передачи всегда способны поднять градус безумия на несколько делений.

– Угу, – соглашается Кец и откидывается назад. – Итак, я могу затребовать ордер и проследить IP, с которых это всё было отправлено, но вы же знаете: мало шансов, что это делается с открытой учетки, которую легко найти, а если даже мы доберемся до этих людей, то обвинение против них выдвинуть трудно. А даже если и выдвинуть, до суда не дойдет. Так что в итоге…

– Вы просто угробите кучу времени и денег на расследование, но получите, скорее всего, просто пшик, – говорю я. – Так что ты советуешь… подождать, пока один из них не пристрелит кого-нибудь из нас, и это уже будет настоящее преступление, которое можно расследовать.

– Я этого не сказала, – отвечает Кеция, и я слышу, как ей изменяет профессионально-спокойный тон. Должно быть, я говорю с такими интонациями, когда меня что-то задевает лично. – Послушайте, я это сделаю. Я прослежу IP. Я потребую на некоторое время усилить патрули вокруг озера. Но, по сути, все эти послания не похожи на дело рук местных жителей, в частности Бельденов.

– Значит, ничто не способно остановить это, – говорю я. – Нам всю жизнь придется оглядываться. И дети вырастут в страхе.

– Сэм… – начинает она, но я не хочу слушать:

– Нет, Кец, не надо подмешивать сахар к кучке дерьма и называть это завтраком. Ты оставляешь Гвен и детей без защиты, в то время как люди явно желают видеть их мертвыми.

– Тогда тупой вопрос: чего ты хочешь от меня? Приставить к ним круглосуточную охрану? Привлечь ФБР? У них есть отдел, специализирующийся на интернет-угрозах, но они заняты двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. У них меньше тысячи человек персонала на всю страну, так что, когда дело дойдет до ваших материалов, дети, скорее всего, уже вырастут. Я пытаюсь помочь. Но я не хочу врать. Видит бог, наши законы не успевают за преступлениями. Однако я – офицер правоохранительных органов и могу действовать только в рамках закона.

Я зол. Я не ожидал, что так разозлюсь, но я хотел бы получить больше. Гвен, похоже, на этот раз находится на стороне здравого смысла и спокойствия.

– Сэм, – говорит она, – Кец подходит к делу практично. Я не ждала ничего другого. И ты знаешь, какими смелыми Интернет делает некоторых людей – по крайней мере, пока они сидят за монитором.

Она смотрит мне в глаза, и я отвожу взгляд. Когда-то я был одним из этих злобных анонимов, обрушивающих на нее ярость через туманную завесу Всемирной паутины. Мы никогда не обсуждали это в подробностях, никогда не называли сетевых псевдонимов или конкретных угроз – ничего из того, что я мог творить в этот период мрачного угара. Легче оставить это позади, если не бередить зажившие раны.

– Неважно. Спасибо, что уделила нам время, Кец. Я просто хотела, чтобы ты была в курсе ситуации и оказалась готова, когда что-нибудь случится.

Я отмечаю выбор слов: «когда», не «если».

Кеция снова перелистывает содержимое папки к первой фотографии, на той, где Гвен и дети испещрены фальшивыми пулевыми отверстиями.

– Вот это меня беспокоит, – говорит она. – Больше, чем остальное.

– Почему именно это? – спрашиваю я. В папке есть и другие отфотошопленные снимки. И многие из них куда хуже.

– Это фото – другое. Автор не тратил время на фантазии и идеологию. – Она склоняет голову и внимательнее всматривается в фотографию, потом берет ее в руки и хмурится. – Понимаешь, большинство этих мерзавцев рисуют целую уйму ран, верно? Чем кровавее, тем лучше. Чтобы шокировать и напугать. Но это… – Она поворачивает фотографию к нам. – Что вы видите?

Мы оба молчим несколько секунд. Наконец я говорю:

– Выстрелы насмерть.

– Верно, – соглашается Кец. – Голова и грудь. Голова и грудь. Голова и грудь. И если посмотреть, куда приходятся раны, – это почти мгновенная смерть. Кто-то знает свое дело. Я начинаю беспокоиться об этом.

– Я тоже, – говорю я.

Потому что немногие вещи столь же опасны, как снайпер, который знает свое дело.